к окружающей сельской местности. Если города традиционно занимают маргинальное место в истории Бранденбурга-Пруссии, то отчасти это объясняется тем, что городской сектор никогда не был особенно сильным в этой части немецкой Европы - из тридцати немецких городов с населением 10 000 человек и более в 1700 году только два (Берлин и Кенигсберг) находились в Бранденбурге-Пруссии. Как бы то ни было, широко распространено мнение, что города и, что еще важнее, дух самоуправления, гражданской ответственности и политической автономии, который они взращивали, были одними из жертв абсолютизма Гогенцоллернов. Действительно, один историк писал о намеренном "уничтожении" бранденбургской буржуазии централизованным монархическим государством.1 Следствием этого стала политическая культура, в которой было сильно послушание, но слабое гражданское мужество и гражданская добродетель. И здесь мы снова ощущаем мощное негативное притяжение "особого пути".
Безусловно, есть что-то в пользу идеи о том, что XVII и XVIII века были эпохой упадка городов, особенно если под этим мы подразумеваем упадок городской политической автономии. Кенигсберг, пожалуй, самый драматичный пример города, безуспешно пытающегося сохранить свою традиционную политическую и экономическую независимость перед лицом агрессивной монархической власти. В 1640 году, когда на престол взошел Великий курфюрст, Кенигсберг все еще оставался богатым балтийским торговым городом с корпоративным представительством в диете, которое ставило его в один ряд с провинциальным дворянством. К 1688 году политическая автономия Кенигсберга, его влияние в диете и большая часть его процветания были разрушены. Здесь борьба между городскими властями и берлинской администрацией была особенно ожесточенной. Кенигсберг, конечно, был особым случаем, но события в других городах прусских земель развивались примерно так же.
Во многих городах понижение или отмена политических привилегий совпали с введением нового акциза - налога на товары и услуги, который поэтапно вводился в 1660-х годах. Поскольку акциз взимался непосредственно с товаров и услуг (то есть в местах продажи), он избавил от необходимости вести фискальные переговоры с представителями городского сословия. Таким образом, города исчезли как корпоративное присутствие как в провинциальных советах, так и в "постоянных комитетах", состоящих из старших провинциальных делегатов, которые все чаще управляли переговорами между сословиями и короной. Этот процесс постепенного лишения прав был усилен введением, сначала в Берлине в 1667 году, а затем и во всех городах, назначенных королем налоговых комиссаров, которые вскоре начали расширять сферу своих полномочий.2 Темпы централизации снизились во время правления Фридриха III/I, но вновь возросли при его преемнике Фридрихе Вильгельме I, чье Постановление Совета (Rathäusliches Reglement) от 1714 года передало полномочия по составлению городского бюджета королевским чиновникам и ограничило полномочия городских магистратов. Дальнейшие законы были изданы во время правления Фридриха II, который передал все оставшиеся полномочия по охране порядка от магистратов королевским чиновникам и ввел систему государственных разрешений на все продажи городского имущества .3 В западных провинциях коммунальная независимость городов также была в значительной степени упразднена во время правления Фридриха Вильгельма I и Фридриха II. Уникальные конституции и привилегии таких городов, как Соест в вестфальском графстве Марк или Эмден в Восточной Фрисландии, были ликвидированы.4
Для большинства городов конец XVII и начало XVIII века стали периодом экономической стагнации или упадка. На большей части территории Бранденбурга и Восточной Померании низкое качество почв и слабость региональной торговли привели к тому, что города изначально были плохо обеспечены. Последствия введения акциза для городов трудно оценить. Первоначально некоторые города были заинтересованы в введении нового налога, поскольку видели в нем способ перераспределить фискальную нагрузку в свою пользу (ранее города платили более высокую ставку налога на контрибуцию, чем сельская местность); в некоторых случаях городские налогоплательщики даже оказывали давление на муниципальные власти, умоляя правительство ввести налог. Существуют отрывочные свидетельства того, что акциз оказывал стимулирующее воздействие на городскую экономику. Например, в Берлине в первые годы действия акциза наблюдался бум строительства, который начал компенсировать ужасающий ущерб, нанесенный во время войны, что стало следствием того, что акциз перераспределил налоговое бремя в городах от земли и имущества к коммерческой деятельности всех видов.
Самым страшным недостатком акциза было то, что его платили только города; сельские районы по-прежнему платили старый взнос. Все было не так, как планировалось. Великий курфюрст изначально собирался взимать акциз и с города, и с деревни, но давление со стороны провинциальной знати убедило его ограничить акциз городами. Это означало, что городские производители теперь сталкивались с конкуренцией со стороны сельских производителей, чьи товары не облагались пошлиной, если они не продавались в акцизных городах. Многие владельцы дворянских поместий пользовались таким положением дел, доставляя товары прямо на крупные региональные рынки, где они могли уступать городским конкурентам в своем регионе. В районах, зависящих от торговли, проблема усугублялась тем, что акциз подрывал региональную конкурентоспособность производителей и торговцев, пытавшихся переправить товары через границу. Подобные жалобы часто звучали, например, в Клеве, где считали, что акциз снизил объем и прибыльность торговли на реке Рейн, и в Гельдерне, где акциз, по их мнению, подавлял торговую активность на Маасе.5
Влияние растущей прусской армии, и в частности гарнизонов, на города Бранденбурга-Пруссии было неоднозначным. С одной стороны, солдаты, их жены и дети, размещенные в гарнизонных городах, были одновременно и потребителями, и дополнительной рабочей силой. Поскольку военная служба не была постоянной работой, солдаты в гарнизонах дополняли свое скудное военное жалованье, работая на горожан. В таких гарнизонных городах, как Пренцлау в Укермарке к северу от Берлина или Везель в рейнском герцогстве Клеве, многие солдаты в свободное от службы время предпочитали работать в мастерских и на мануфактурах хозяев, в домах которых они были расквартированы. Таким образом они могли заработать в несколько раз больше своего основного военного жалованья. Если они были женаты, их жены могли найти работу на городской текстильной мануфактуре. Таким образом, присутствие солдат способствовало укреплению текстильного производства, которое отчасти зависело от дешевой негильдийной рабочей силы. Военная служба также могла способствовать стабилизации городских социальных структур, обеспечивая наиболее уязвимым слоям населения небольшой, но сносный доход.6 Поскольку более состоятельные бюргеры, предпочитавшие не размещать солдата, могли заплатить более бедным домовладельцам, чтобы те взяли его вместо них, система размещения имела небольшой перераспределительный эффект.
Но была и обратная сторона. Хотя очень гибкая система распределения мест в гарнизонных городах работала на удивление хорошо, нередко возникали напряженные отношения между владельцами домов и военнослужащими. Присутствие в городе значительного числа мужчин, на которых распространялась власть военных судов, порождало споры о юрисдикции. Военные командиры иногда поддавались соблазну пренебречь муниципальными властями, реквизируя припасы из гражданских источников или заставляя местных бюргеров служить в гвардии. Низкооплачиваемая рабочая сила, предоставляемая солдатами вне службы, подрывала позиции ремесленников
